Программа AstroZET

…Слух о предстоящем испытании облетел всю воинскую часть. На экзамен сбежались все дедушки полка. Правда, все чуть не сорвалось из-за появления в расположении командира роты капитана Слепцова, который был известен, как непримиримый борец с дедовщиной. Увидев старослужащих с секундомерами, а также Моню, который со счастливой улыбкой стирал х/б всей роты, предъявлял дембельские кителя, дембельские альбомы и драил сортиры, Слепцов затребовал объяснений. Но Моня вежливо попросил товарища капитана не мешать процессу и в качестве доказательства предъявил рапорт с резолюцией товарища сержанта. Комроты на несколько минут лишился дара речи, а когда усилием воли вернул себе способность говорить, то поинтересовался: есть ли у Мони справка от психиатра. Моня привычно протянул товарищу капитану справку, но вдобавок попросил его поставить подпись под экзаменационным листом, в котором были только отличные оценки по каждой вышеупомянутой дисциплине, а также под сертификатом о производстве Мони в звание черпака .

… После этого случая служба Мони потекла, как по маслу. Начальство не могло нарадоваться на смышленого, физически развитого бойца, который, в отличие от сослуживцев, не дурил, не безобразничал, а, напротив, все свое свободное время проводил возле боевых машин. Моня отказывался от увольнений, теребя офицеров и техников, требуя рассказать ему все премудрости военной науки. А когда за отличие в боевой и политической подготовке капитан Слепцов объявил Моне, что ему предоставляется отпуск, то Моня обратился к товарищу капитану с просьбой: вместо отпуска разрешить ему всего один раз совершить с ним полет на учебном истребителе: в качестве курсанта.
Капитан хотел было ответить привычным отказом, но взглянув в чистые глаза Мони, в которых яркой звездой светилась его Великая Цель, не решился отказать. Посему пообещал переговорить с комполка, особистом и замполитом.

Слепцов был не только ярым противником дедовщины: он был еще и человеком слова. И через неделю он объявил Моне, что командование разрешило ему взять Моню в качестве условного курсанта в тренировочный полет на учебном истребителе. С одним условием: во время полета Моня не будет ничего трогать.

… В тренировочный полет Моню провожала вся рота. С трудом ступая на негнущихся от безмерного счастья ногах, Моня взобрался в кабину истребителя. Он слабо понимал команды, звучавшие в наушниках: он просто смотрел в небо. Он летел. Его Великая Цель была рядом… Пусть не он управляет боевой машиной: он был в воздухе. Ему казалось, что весь мир смотрит на него.
Мимо проплывали облака. Он летел. В боевой машине. Как Юрий Гагарин. На одну секунду ему показалось, что его кумир первый космонавт планеты! персонально улыбался ему своей неповторимой улыбкой.

… Моня плохо помнил, как выбрался из кабины истребителя. Он снял гермошлем, потом развернулся, подошел самолету — и неожиданно для всех встал на колени и обнял шасси. Он стоял так несколько секунд и молчал. У него тряслись плечи. Моня плакал. От счастья. Впервые за всю свою сознательную жизнь…

И все боевые летчики эскадрильи смотрели на Моню и тоже молчали.
Потом Моня поднялся, оглянулся, вытер слезы, подошел к капитану Слепцову и вдруг порывисто обнял его.
— Спасибо, товарищ капитан! сквозь слезы прошептал Моня. Спасибо Вам.
Капитан Слепцов, боевой летчик, по-отечески обнял Моню. Он ничего не сказал только грустно улыбнулся…
… Спустя два года, незадолго до дембеля, Моню вызвал к себе в кабинет командир полка полковник Загорулько и поинтересовался дальнейшими планами Мони на жизнь и грядущую карьеру. Когда Моня, с горящими глазами изложил отцу-командиру свою Великую Цель, полковник онемел, а когда пришел в себя, то поинтересовался: есть ли у Мони справка от психиатра. Моня с готовностью, по-молодецки, вытащил из кармана гимнастерки заветную справку и протянул ее товарищу полковнику.

Полковник Загорулько, обретя дар речи, долго убеждал Моню в ошибочности его взглядов на будущую карьеру и предложил шикарный, с его точки зрения, вариант: остаться на сверхсрочную службу прапорщиком, суля златые горы. Однако Моня, от всего сердца поблагодарив полковника за столь щедрое предложение, отказался от перспектив стать прапорщиком и доложил, что будет продолжать добиваться своей Великой Цели: стать военным летчиком, как Юрий Гагарин. Для чего намерен поступить в Оренбургское военное училище летчиков. А поскольку он уже отслужил в ВВС, то надеется, что товарищ полковник даст ему положительную характеристику.

Седой боевой полковник Загорулько грустно вздохнул, кивнул головой и разрешил Моне покинуть кабинет. А когда Моня, выполнив команду кругом , строевым шагом направился к выходу, перекрестил Моню в спину и смахнул скупую мужскую слезу.

Когда Моня предстал пред очами родителей в родном Куйбышеве, то радости Израиля Лейбовича и Софьи Львовны не было предела. Однако эта радость быстро улетучилась, когда Моня объявил папе с мамой, что намерен вновь попытаться поступить в Оренбургское военное училище летчиков. Софья Львовна снова попеняла Израилю Лейбовичу, что гены его родственников оказались зловреднее, чем они предполагала, когда она выходила замуж, ибо тот факт, что Моня уродился таким шлемазлом, об этом явно свидетельствует. После чего отправилась на кухню, дабы приготовить ребенку в дорогу пирожки.
… Когда Моня предстал пред ясные очи своего старого знакомого начальника училища и изложил цель своего визита, предъявив свои регалии, к которым прибавилась отличная характеристика от комполка, полковник посмотрел на Моню с таким ужасом, с которым смотрят на гильотину.

— Сынок, — проникновенным голосом произнес полковник, умоляюще глядя на Моню. Мне через полгода должны генерала присвоить. Если я тебя приму, то мне не то что генерала не присвоят меня с должности попрут. А если ты снова не пройдешь по конкурсу меня ж совесть замучает. Прошу тебя, как человека: поезжай-ка ты домой подобру-поздорову. Пожалей старика!

Моня искренне не мог понять, почему его поступление в стройные ряды курсантов Оренбургского военного училища летчиков столь негативно скажется на карьере товарища полковника, но слова старшего по званию прозвучали весьма убедительно. А поскольку родители с детства воспитали в Моне человеколюбие и сочувствие к чужому горю, то он грустно выразил понимание к беде начальника училища, встал по стойке смирно , выполнил команду кругом и строевым шагом направился к выходу. Полковник с тоской посмотрел ему вслед, перекрестил Моню в спину и смахнул скупую мужскую слезу.

Пребывая в глубокой грусти, Моня отправился на вокзал. Там он зашел в буфет, взял стакан чая и смотрел на него, прощаясь в глубине души со своей Великой Целью. Во второй раз в жизни Моня заплакал. Слезы лились из его глаз.

Мысли Мони прервал некий неопрятно одетый гражданин. Дыхнув на Моню перегаром, от которого все окрестные мухи обратились в позорное бегство, гражданин с интересом уставился на Моню и поинтересовался причиной вселенской грусти бравого дембеля.

Моня поднял голову. Ему был чем-то симпатичен этот неопрятный человек, от которого пахло перегаром. С другой стороны, ему хотелось излить душу. И он изложил собеседнику свою печальную сагу про свою Великую Цель, своих замечательных однополчан и преследующие его неудачи.

Неопрятно одетый гражданин, от которого пахло перегаром, слушал Моню, не перебивая. А когда Моня замолчал, сделал неожиданное деловое предложение: он открытым текстом объясняет Моне причину его неудач. Плюс излагает Гениальный План по достижению Моней его Великой Цели. Взамен собеседник попросил Моню угостить его стаканчиком портвейна.

Моне было не жалко раскошелиться на стакан портвейна скаредность вообще была ему не свойственна! но он с недоверием посмотрел на собеседника, поскольку, с его точки зрения, маловероятно, чтобы человек, не соблюдающий форму одежды и злоупотребляющий алкоголем, может знать Гениальный План для достижения Великой Цели. Однако неопрятно одетый гражданин, усмехнувшись и дохнув перегаром, извлек из глубин своего потрепанного фрака документ и протянул его Моне.

Это был военный билет на имя капитана ВВС Евгения Бунтина, воевавшего в Афганистане, награжденного за боевые заслуги орденом Красной Звезды, но уволенного из рядов Вооруженных Сил за злоупотребление алкоголем и моральное разложение.
От радости Моня был готов купить своему новому знакомому ванну портвейна, но экс-капитан скромно отказался и предложил все-таки ограничиться стаканчиком. Поправив здоровье, капитан Бунтин открытым текстом объяснил Моне, что из-за сложной международной обстановки и глупых предрассудков (к сожалению, весьма распространенных в стране развитого социализма) лицо, носящее фамилию Рабинович, по определению не сможет стать военным летчиком. При этом, несмотря на перестройку и гласность, объявленную с самых высоких трибун, перемены наступят в лучшем случае лет через десять: когда Моня будет уже слишком стар. Но есть выход в Гениальном Плане, суть которого состоит в следующем: Моня возвращается в родной КуАИ, заканчивает его (тем более, что ему до завершения обучения остается всего два года), за это время изучает иврит а после получения диплома и со знанием иврита репатриируется в Израиль, где подобные предрассудки в отношении рабиновичей, кацнельсонов и разных прочих вассерманов в принципе отсутствуют. А уже в Израиле Моня на законном основании поступает в Академию ВВС Израиля. Шикарный план, шеф!

Информация, полученная от нового знакомого, поразила Моню в самое сердце. Плюс ко всему, он был несколько обескуражен наличием столь странных предрассудков в стране развитого социализма и невозможностью стать летчиком, как Юрий Гагарин. Но поразмыслив, он рассудил: небо на планете Земля везде одинаково так какая, в сущности, разница, где он будет летать на истребителе? Тем более, что Юрий Гагарин, прежде чем стать космонавтом, тоже был летчиком…
Моня радостно улыбнулся и предложил своему новому знакомому шикарный банкет в лучшем ресторане, но капитан Бунтин скромно отказался, а когда Моня стал настаивать, в итоге сдался, но ограничился в качестве магарыча еще одним стаканчиком портвейна. Тогда Моня от избытка чувств присовокупил к стаканчику еще и мешок маминых пирожков — и помчался к билетным кассам.

… Когда Моня изложил родителям Гениальный План, любезно раскрытый ему капитаном Бунтиным, то, сверх всякого ожидания, родители возражать не стали. Более того, Софья Львовна с гордостью сказала Израилю Лейбовичу, что она всегда была уверена в том, что правильные гены предков по ее линии возьмут верх и ребенок из шлемазла в итоге изберет путь нормального человека.

В итоге, спустя два года, окончив КуАИ с красным дипломом, в возрасте 22 лет Моня вместе с родителями репатриировался в Израиль.

… Ступив на Землю Обетованную и обустроившись, Моня первым делом пошел в местный военкомат и любезно поинтересовался: как ему поступить в Академию ВВС Израиля? На всякий случай, он сразу же предъявил все свои регалии плюс справку от психиатра, которую предусмотрительно заранее перевел на иврит и заверил у нотариуса.
Израильские офицеры с интересом изучили документы, к немалому удивлению Мони, равнодушно отодвинули справку от психиатра и сказали, что для поступления в Академию ВВС Израиля необходима рекомендация от командования. То есть, Моне необходимо отслужить в рабоче-крестьянской израильской армии и получить направление от командования. После чего милости просим. Данное условие показалось Моне совсем простым и он попросил направить его в соответствующую воинскую часть ЦАХАЛ.

Правда, служба Мони в рядах рабоче-крестьянской еврейской армии началась с форменного недоразумения. Прибыв в подразделение, он первым делом поинтересовался у сослуживцев, с кем он будет разделять тяготы и лишения воинской службы: кто тут дедушки и кому он должен стирать х/б?

В ответ на такой вопрос бравые еврейские солдаты вытаращили глаза и задали Моне встречный вопрос: на основании чего он считает, что в израильской рабоче-крестьянской армии должны быть дедушки, поскольку тут еще далеко не все успели стать даже отцами? С другой стороны, сослуживцы недоумевали: а с чего вдруг Моня решил, что он должен кому-то стирать форму? Тогда Моня попытался объяснить своим новым друзьям сложную иерархию в Советской Армии. После лекции, которую им прочитал Моня, один из солдат заявил, что сейчас он поможет Моне решить его жизненно важную проблему. Он куда-то сбегал и вскоре вернулся в сопровождении майора, отвечавшего за психическое здоровье личного состава еврейской армии.

… Выслушав объяснения Мони, майор вначале осторожно и вежливо поинтересовался: есть ли у бравого еврейского воина Рабиновича справка от психиатра? Удостоверившись, что справка, переведенная на иврит и заверенная нотариально, подлинная, майор долго думал, после чего вышел из кабинета и вскоре вернулся с полковником начальником разведки.

Полковник достал с полки толстую книгу, в которой были перечислены воинские звания всех армий мира и с ее помощью долго изучал воинские звания Советской Армии. Не найдя в перечне этих званий ни духов, ни черпаков, ни дедушек, полковник завел Моню в свой кабинет и долго выяснял возникшие нестыковки. Получив исчерпывающие данные, полковник, уразумев смысл дополнительной невербальной иерархии в Советской Армии, все равно не мог понять смысла стирки обмундирования молодыми и прочих премудростей. В итоге он заявил, что данный вопрос вне его компетенции, но пообещал, что с этим разберется в крайнем случае, подключит специалистов из спецотдела Моссада, а ежели такого нет, то он будет специально создан. После чего отпустил Моню в расположение.
Через несколько дней Моня заподозрил, что тут дело явно нечисто, поскольку обратил внимание на то, что все его сослуживцы стали относиться к Моне с подозрительной заботой. В итоге измученный догадками Моня принял единственное, с его точки зрения, правильное решение: он строевым шагом подошел к сержанту Марув и попросил разрешения к ней обратиться, ибо у него возник неотложный вопрос. Увидев такое зрелище когда двухметровое чудо вытянулось по стойке смирно ! — сержант Марув вытаращила глаза от удивления, поскольку, с ее точки зрения, подобное поведение соответствовало, скорее, пляске плодородия аборигенов Полинезии, но никак не действиям солдата рабоче-крестьянской армии обороны Израиля.

Посему Марув, глядя в глаза Мони, растерянно разрешила к ней обратиться при этом она даже не потребовала у Мони справку от психиатра. Тогда Моня изложил своему непосредственному командиру мучавший его животрепещущий вопрос: отчего именно к нему наблюдается такое вежливое и предупредительное отношение со стороны сослуживцев, почему его не посылают в наряды, не заставляют драить сортиры (как духа) и что, черт побери, в Эрец Исраэль вообще происходит?

Марув, обретя дар речи, приказав Моне стоять по стойке вольно , объяснила, что в рабоче-крестьянской израильской армии иные взаимоотношения, нежели те, к которым привык Моня, проходя службу в Советской Армии. А, поскольку, от этих вредных привычек следует отвыкать точно так же, как детей отучают мочиться в штанишки! — ибо они не соответствуют нравам ЦАХАЛ в частности и израильского общества в целом! — она (в смысле Марув) будет лично курировать Моню и наставлять его на путь истинный.

Впрочем, вскоре Моня освоился в новой обстановке. Спустя три года, он сделал две вещи. Во-первых, к радости Израиля Лейбовича и особенно Софьи Львовны, он женился на сержанте Марув, с которой у него в итоге завязался бурный роман. А, во-вторых, получив от командования лестную рекомендацию, в возрасте 25 лет он поступил в Академию ВВС Израиля, которую с блеском окончил.

… Сейчас Моня — боевой летчик израильских ВВС. Таких по праву называют асами. Впрочем, он уже давно не Моня. Моисей Израилевич уже полковник. Он кавалер практически всех боевых наград государства Израиль, и сейчас преподает в Академии ВВС Израиля. У него трое детей и столько же внуков. И, по его словам, скоро он в четвертый раз станет дедушкой (хотя Моня утверждает, что в пятый, поскольку первый раз он стал дедушкой, проходя службу в Советской Армии). При этом Моня уверен, что это не предел, поскольку его младшая дочь заканчивает службу в ЦАХАЛ, после чего намерена выйти замуж со всеми вытекающими из этого последствиями в виде дополнительных внуков для Мони и Марув.

Израиль Лейбович и Софья Львовна живы и с удовольствием нянчатся с правнуками. Правда, Софья Львовна постоянно сокрушается на тему того, что ребенок плохо кушает… То, что ребенок это Моня, полагаю, уточнять нет необходимости. Мамы они всегда мамы: дети, даже став седыми, для них все равно остаются детьми… Поэтому он для них по-прежнему Моня. Впрочем, и меня он просил называть его точно так же.
… Мы сидели с Моней в шабат на бульваре Ацмаут. Рядом моложавая Марув играла с внуками. Я слушал рассказ Мони на одном дыхании. Когда он замолчал, у меня не было слов. Потом промолвил:
— Потрясающая история. Почти книжная. Рад, что твоя Великая Цель осуществилась.
Моня посмотрел на меня и грустно улыбнулся. Он помолчал и вдруг произнес, глядя в небо, которому посвятил всю свою жизнь:
— Почти.
Он снова грустно улыбнулся но я интуитивно уловил в его взгляде какую-то боль.
— Почему почти ? удивленно спросил я. Потому что ты не слетал в космос, как Юрий Гагарин…
— Нет не по этой причине, — ответил Моня. Знаешь, когда я закончил Академию ВВС Израиля, то у меня мечта появилась: пригласить всех моих однополчан ко мне в гости, в Израиль. Особенно капитана Слепцова и капитана Бунтина: ведь это благодаря им я стал тем, кем стал. Я даже деньги начал копить: все мечтал, что соберу их здесь, поселю в лучше отеле… Искал их…
— И что помешало? спросил я. Не нашел?
— Нашел, — вздохнул Моня. Всех нашел. Только никого из них не осталось в живых. Талалаева еще в девяностых в бандитских разборках застрелили. Слепцов в первую чеченскую погиб. Бунтин в девяностые спился… Никого из них не осталось в живых. Никого… Я последний из моего полка…
В глазах Мони заблестели слезы.
Моисей Израилевич, боевой летчик, полковник ВВС Израиля плакал…
Третий раз в жизни…

Лазарь Иосифович Ла́гин (настоящая фамилия — Гинзбург;
21 ноября [4 декабря] 1903, Витебск, Российская империя — 16 июня 1979, Москва, СССР) — русский советский писатель и поэт, ведущий представитель советской сатирической, фантастической и детской литературы, автор повести-сказки «Старик Хоттабыч». Псевдоним Лагин — сокращение от Лазарь Гинзбург — имени и фамилии писателя.

Кот Фабио писал(а):
Автор : ЖЖ: troitsa1 Троица (с)

А папа был ещё круче! Круче Мухиной? Он врач, изобрёл гравидан, (от лат. graviditas — беременность), лекарство из мочи беременных. Дающая омоложение мужчинам и восстановление потенции!
В числе пациентов доктора Замкова были Калинин, Ворошилов, Молотов, Буденный, Горький… К середине 1930-х годов подтянулись и прочие бойцы изрядно поизносившейся «ленинской гвардии» и колоннами двинулись в институт Урогравиданотерапии. Старые большевики ожидали чудес.[/i]

Tatyana писал(а):Альтернатива работающей команде "В УГОЛКЕ ДУРОВА" ...
«На сорок працентоф продлэвает жизн крыс и курэй… А зачэм нам куры-далгожитэли? А, тавариш Сэмашка? Старые куры нэ вкусные… Нам нужны балшевыкы-далгожитэли!
Чижэфски… Маладой… Всо равно пуст работаэт быстрээ, а-то он можэт бистро састарица…»
Вот интересно! А был ли знаком Чижевский с Лагиным и его творчеством?

Владимир Рабинович писал(а):У моего младшего сына Бори Рабиновича завтра день рождения.
Ему исполняется 10 лет.
Боря, в предчувствии, ожидании, предверии, уповании
и предвкушении праздника, стал совершенно невыносим.
Бросал кошку на собаку, подрался в школе со своим лучшим
другом китайцем, надевал спортивные медали старшего
брата Левы и перепутал всю коллекцию, стрелял в белок
из водяного ружья, ругался матом по-русски на детской
площадке, рассыпал мои таблетки, чем окончательно меня
разозлил, и я объявил, что отменяю его день рождения и еще
целый год ему будет девять лет, а после летних каникул
он снова пойдет в четвертый класс. Он посмотрел на меня
своими красивыми, как у его мамы, глазами и спросил:
- Ты останавливаешь время?
- Для тебя да! – воскликнул я.
- А Новый год? – спросил он.
- Новый год я тоже отменяю.
- А твой birthday?
- Не будет никакого моего дня рождения, - вынужден был
сказать я, чтобы удержаться в логическом поле.
- Никогда?
- Никогда!
- И ты не состаришься и не умрешь?
Я не мог ничего произнести, потому что боялся расхохотаться.
- Я согласен, - сказал он.

июнь 2017

Александр Гальпер писал(а):Сборная СССР

Мой знакомый пенсионер-джазист из Симферополя рассказывал:
"Былa у нас в Крыму база женской сборной СССР по баскетболу. Перед чемпионатом мира они тренировались по 10 часов, 6 дней в неделю. Все молодые, здоровые, за два метра ростом. Кровь с молоком! Тренер никаких свиданий с мужчинами им не разрешал. Чтобы значит все силы на спорт. Перед отъездом на чемпионат, они уговорили, чтобы им позволили пригласить наш скромный джазовый оркестр. Для поднятия спортивного духа, так сказать. Ну приехали мы туда. Пять низеньких, лысеющих евреев. Всем за 40. Семейные и с детьми. Если бы ты знал, что эти голодные женщины с нами сделали после концерта! Набросились как тигрицы! Разорвали на части! С нас только перья летели!"

Lex писал(а):

Blansch писал(а): про 209 убиенных, смолчали.

Ю. Сушко писал(а):"Пока Барышников еще был в Нью-Йорке, Владимир попросил его договориться о свидании с Иосифом Бродским. Миша не очень охотно, но исполнил просьбу. Условились встретиться с поэтом.

Марина лишь краем уха где-то слышала эту фамилию, а со стихами Бродского и вовсе не была знакома.
Владимир рассказал ей печальную историю Бродского, приключившуюся с ним в начале 60-х Марина не поверила:
— Как это, поэта посадили за тунеядство?
— Да, — грустно улыбнулся Владимир. — Вот почему Любимов и не советует мне бросать театр, говорит: хоть не посадят, как Бродского...
— А ты что... в самом деле решил?...
— Нет! Пока нет...При встрече Бродский сразу поставил Высоцкого в тупик «А я о вас знаю. Первый раз услышал фамилию «Высоцкий» из уст Анны Андреевны Ахматовой. Она вас даже цитировала — «Я был душой дурного общества.». Это ведь ваши стихи?..

Посидев недолго в кафе, они отправились к Бродскому, в его малюсенькую квартирку, битком забитую книгами, — настоящую берлогу. Поэт приготовил для гостей какие-то восточные угощения. Потом предложил почитать стихи. Высоцкий читал, чуть слышно отбивая ритм ладонью по столу Бродский слушал внимательно, сдержанно одобрил некоторые рифмы и образы.

Он намеренно не расточал комплименты, потому что сам страдальчески воспринимал любую, даже самую искреннюю, похвалу. Поэт, настоящий поэт сам чувствует удачную строку, и не должен читать стихи в жадном ожидании аплодисментов и лести.

Лишь много позже Бродский скажет о своем московском собрате; «Я думаю, что это был невероятно талантливый человек, невероятно одаренный, — совершенно замечательный стихотворец. Составные рифмы его абсолютно феноменальны. В нем было абсолютное чутье языковое...»

С тем поэтических они неожиданно перешли на воспоминания о коммунальном детстве, о юношеских годах, обнаруживая одинаковость впечатлений.

— В Питере у нас была большая комната, и моя часть от родительской отделялась перегородкой, — рассказывал Иосиф. — Чтобы попасть к нам из коридора, надо было пройти... через шкаф я снял с него заднюю стенку, и получилось что-то вроде деревянных ворот. Родители все принимали как данность: систему, собственное бессилие, нищету, своего непутевого сына... Когда меня арестовали в первый раз, я был сильно напуган. Ведь берут обыкновенно довольно рано, когда ты только из кровати, тепленький и у вас слабый защитный рефлекс... Приводят в камеру. В первый раз мне, между прочим, очень там понравилось. Потому что это была одиночка...

Высоцкий почти не говорил о своем актерстве. Но не удержался, вспомнил, что один из его киногероев носил фамилию Бродский.
— Да? — удивился поэт. — И что это за фильм? Об одесских подпольщиках-революционерах? Любопытно-
Потом Бродский прочел им собственное стихотворение, написанное по-английски, а на прощание подарил маленькую книжечку русских стихов с названием «В Англии» издательства «Ардис» — «Лучшему поэту России, как внутри ее, так и извне».

Еще одну он надписал для своего старого знакомого актера Миши Козакова: «Передайте ему, пожалуйста, когда будете в Москве», другую — для Василия Аксенова
«Он прилетел из Нью-Йорка в Париж и буквально ворвался ко мне, — вспоминал Шемякин. — И такой радостный!
— Мишка! Ты знаешь, я в Нью-Йорке встречался с Бродским! И Бродский подарил мне книгу и написал: «Большому поэту — Владимиру Высоцкому». Ты представляешь, Бродский считает меня поэтом!..

Это было для Володи — как будто он сдал сложнейший экзамен и получил высший балл! Несколько дней он ходил окрыленный...»"

Иосиф Бродский писал(а):Всячески избегайте приписывать себе статус жертвы. Каким бы отвратительным ни было ваше положение, старайтесь не винить в этом внешние силы: историю, государство, начальство, расу, родителей, фазу луны, детство, несвоевременную высадку на горшок — меню обширное и скучное.
В момент, когда вы возлагаете вину на что-то, вы подрываете собственную решимость что-нибудь изменить и увеличиваете вакуум безответственности, который так любят заполнять демоны и демагоги, ибо парализованная воля — не радость для ангелов.
Вообще, старайтесь уважать жизнь не только за ее прелести, но и за ее трудности. Они составляют часть игры, и хорошо в них то, что они не являются обманом. Всякий раз, когда вы в отчаянии или на грани отчаяния, когда у вас неприятности или затруднения, помните: это жизнь говорит с вами на единственном хорошо ей известном языке.

Lex писал(а):

Иосиф Бродский писал(а):Всячески избегайте приписывать себе статус жертвы. Каким бы отвратительным ни было ваше положение, старайтесь не винить в этом внешние силы: историю, государство, начальство, расу, родителей, фазу луны, детство, несвоевременную высадку на горшок — меню обширное и скучное.
В момент, когда вы возлагаете вину на что-то, вы подрываете собственную решимость что-нибудь изменить и увеличиваете вакуум безответственности, который так любят заполнять демоны и демагоги, ибо парализованная воля — не радость для ангелов.
Вообще, старайтесь уважать жизнь не только за ее прелести, но и за ее трудности. Они составляют часть игры, и хорошо в них то, что они не являются обманом. Всякий раз, когда вы в отчаянии или на грани отчаяния, когда у вас неприятности или затруднения, помните: это жизнь говорит с вами на единственном хорошо ей известном языке.