Александр Гальпер писал(а):Чукча-еврей
Сегодня узнал, что мой знакомый чукча который при поступлении в Воронежский педагогический поменял своё имя на Борис Рабинович ведёт колонку на православном сайте. Я спрашиваю:
- Зачем же ты имя менял?
- Ты не понимаешь! Они поэтому меня и взяли, что им очень понравилось, что я еврей принявший православие. Очень хорошо платят.
КАБИНЕТ ПИСАТЕЛЯ, проза и комментарии
Модератор: Аид
«Мой отец — чеченец и мама — чеченка. Отец прожил 106 лет и женился 11 раз.
Вторым браком он женился на еврейке, одесситке Софье Михайловне.
Ее и только ее я всегда называю мамой. Она звала меня Мойше.
— Мойше, — говорила она, — я в ссылку поехала только из–за тебя. Мне тебя жалко.
Это когда всех чеченцев переселили В Среднюю Азию. Мы жили во Фрунзе. Я проводил все дни с мальчишками во дворе.
— Мойше! — кричала она. — Иди сюда.
— Что, мама?
— Иди сюда, я тебе скажу, почему ты такой худой. Потому что ты никогда не видишь дно тарелки. Иди скушай суп до конца. И потом пойдешь.
— Хорошая смесь у Мойши, — говорили во дворе, — мама — жидовка, отец — гитлеровец.
Ссыльных чеченцев там считали фашистами. Мама сама не ела, а все отдавала мне. Она ходила в гости к своим знакомым одесситам — Фире Марковне, Майе Исаaковне — они жили побогаче, чем мы. И приносила мне кусочек струделя или еще что–нибудь.
— Мойше, это тебе.
— Мама, а ты ела?
— Я не хочу.
Я стал вести на мясокомбинате кружок, учил танцевать бальные и западные танцы. За это я получал мешок лошадиных костей. Мама сдирала с них кусочки мяса и делала котлеты напополам с хлебом, а кости шли на бульoн. Ночью я выбрасывал кости подальше от дома, чтобы не знали, что это наши.
Она умела из ничего приготовить вкусный обед. Когда я стал много зарабатывать, она готовила куриные шейки, цимес, она приготовляла селедку так, что можно было сойти с ума. Мои друзья по Киргизскому театру оперы и балета до сих пор вспоминают: «Миша! Как ваша мама кормила нас всех!»
Но сначала мы жили очень бедно. Мама говорила: «Завтра мы идем на свадьбу к Меломедам. Там мы покушаем гефилте фиш, гусиные шкварки. У нас дома этого нет. Только не стесняйся, кушай побольше».
Я уже хорошо танцевал и пел «Варнечкес». Это была любимая песня мамы. Она слушала ее, как гимн Советского Союза. И Тамару Ханум любила за то, что та пела «Варнечкес».
Мама говорила: «На свадьбе тебя попросят станцевать. Станцуй, потом отдохни, потом спой. Когда будешь петь, не верти шеей. Ты не жираф. Не смотри на всех. Стань против меня и пой для своей мамочки, остальные будут слушать».
Я видел на свадьбе ребе, жениха и невесту под хупой. Потом все садились за стол. Играла музыка и начинались танцы–шманцы. Мамочка говорила: «Сейчас Мойше будет танцевать». Я танцевал раз пять–шесть. Потом она говорила: «Мойше, а теперь пой». Я становился против неё и начинал: «Вы немт мен, ву немт мен, ву немт мен?..» Мама говорила: «Видите, какой это талант!» А ей говорили: «Спасибо вам, Софья Михайловна,что вы правильно воспитали одного еврейского мальчика. Другие ведь как русские — ничего не знают по–еврейски».
Была моей мачехой и цыганка. Она научила меня гадать, воровать на базаре. Я очень хорошо умел воровать. Она говорила: «Жиденок, иди сюда, петь будем».
Меня приняли в труппу Киргизского театра оперы и балета. Мама посещала все мои спектакли.
Мама спросила меня:
— Мойше, скажи мне: русские — это народ?
— Да, мама.
— А испанцы тоже народ?
— Народ, мама.
— А индусы?
— Да.
— А евреи не народ?
— Почему, мама, тоже народ.
— А если это народ, то почему ты не танцуешь еврейский танец? В «Евгении Онегине» ты танцуешь русский танец, в «Лакме» — индусский.
— Мама, кто мне покажет еврейский танец?
— Я тебе покажу.
Она была очень грузная, весила, наверно, 150 килограммов.
— Как ты покажешь?
— Руками.
— А ногами?
— Сам придумаешь.
Она напевала и показывала мне «Фрейлехс», его еще называют «Семь сорок». В 7:40 отходил поезд из Одессы на Кишинев. И на вокзале все плясали. Я почитал Шолом–Алейхема и сделал себе танец «А юнгер шнайдер». Костюм был сделан как бы из обрезков материала, которые остаются у портного. Брюки короткие, зад — из другого материала. Я все это обыграл в танце. Этот танец стал у меня «бисовкой». На бис я повторял его по 3–4 раза.
Мама говорила: «Деточка, ты думаешь, я хочу, чтоб ты танцевал еврейский танец, потому что я еврейка? Нет. Евреи будут говорить о тебе: вы видели, как он танцует бразильский танец? Или испанский танец? О еврейском они не скажут. Но любить тебя они будут за еврейский танец».
В белорусских городах в те годы, когда не очень поощрялось еврейское искусство, зрители–евреи спрашивали меня: «Как вам разрешили еврейский танец?» Я отвечал: «Я сам себе разрешил».
У мамы было свое место в театре. Там говорили: «Здесь сидит Мишина мама».
Мама спрашивает меня:
— Мойше, ты танцуешь лучше всех, тебе больше всех хлопают, а почему всем носят цветы, а тебе не носят?
— Мама, — говорю, — у нас нет родственников.
— А разве это не народ носит?
— Нет. Родственники.
Потом я прихожу домой. У нас была одна комнатка, железная кровать стояла против двери. Вижу, мама с головой под кроватью и что–то там шурует. Я говорю:
— Мама, вылезай немедленно, я достану, что тебе надо.
— Мойше, — говорит она из–под кровати. — Я вижу твои ноги, так вот сделай так, чтоб я их не видела. Выйди.
Я отошел, но все видел. Она вытянула мешок, из него вынула заштопанный старый валенок, из него — тряпку, в тряпке была пачка денег, перевязанная бечевкой.
— Мама, — говорю, — откуда у нас такие деньги?
— Сыночек, я собрала, чтоб тебе не пришлось бегать и искать, на что похоронить мамочку. Ладно, похоронят и так.
Вечером я танцую в «Раймонде» Абдурахмана. В первом акте я влетаю на сцену в шикарной накидке, в золоте, в чалме. Раймонда играет на лютне. Мы встречаемся глазами. Зачарованно смотрим друг на друга. Идет занавес. Я фактически еще не танцевал, только выскочил на сцену. После первого акта администратор подает мне роскошный букет. Цветы передавали администратору и говорили, кому вручить. После второго акта мне опять дают букет. После третьего — тоже. Я уже понял, что все это — мамочка. Спектакль шел в четырех актах. Значит, и после четвертого будут цветы. Я отдал администратору все три букета и попросил в финале подать мне сразу четыре. Он так и сделал. В театре говорили: «Подумайте, Эсамбаева забросали цветами».
На другой день мамочка убрала увядшие цветы, получилось три букета, потом два, потом один. Потом она снова покупала цветы.
Как–то мама заболела и лежала. А мне дают цветы. Я приношу цветы домой и говорю:
— Мама, зачем ты вставала? Тебе надо лежать.
— Мойше, — говорит она. — Я не вставала. Я не могу встать.
— Откуда же цветы?
— Люди поняли, что ты заслуживаешь цветы. Теперь они тебе носят сами.
Я стал ведущим артистом театра Киргизии, получил там все награды. Я люблю Киргизию как свою родину. Ко мне там отнеслись как к родному человеку.
Незадолго до смерти Сталина мама от своей подруги Эсфирь Марковны узнала, что готовится выселение всех евреев. Она пришла домой и говорит мне:
— Ну, Мойше, как чеченцев нас выслали сюда, как евреев нас выселяют еще дальше. Там уже строят бараки.
— Мама, — говорю, — мы с тобой уже научились ездить. Куда вышлют, туда поедем, главное — нам быть вместе. Я тебя не оставлю.
Когда умер Сталин, она сказала: «Теперь будет лучше».
Она хотела, чтобы я женился на еврейке, дочке одессита Пахмана. А я ухаживал за армянкой. Мама говорила: «Скажи, Мойше, она тебя кормит?» (Это было еще в годы войны).
— Нет, — говорю, — не кормит.
— А вот если бы ты ухаживал за дочкой Пахмана...
— Мамa, у нее худые ноги.
— А лицо какое красивое, а волосы... Подумаешь, ноги ему нужны.
Когда я женился на Нине, то не могу сказать, что между ней и мамой возникла дружба.
Я начал преподавать танцы в училище МВД, появились деньги. Я купил маме золотые часики с цепочкой, а Нине купил белые металлические часы. Жена говорит:
— Маме ты купил с золотой цепочкой вместо того, чтоб купить их мне, я молодая, а мама могла бы и простые носить.
— Нина, — говорю, — как тебе не стыдно. Что хорошего мама видела в этой жизни? Пусть хоть порадуется, что у нее есть такие часы.
Они перестали разговаривать, но никогда друг с другом не ругались. Один раз только, когда Нина, подметя пол, вышла с мусором, мама сказала: «Между прочим, Мойше, ты мог бы жениться лучше». Это единственное, что она сказала в ее адрес.
У меня родилась дочь. Мама брала ее на руки, клала между своих больших грудей, ласкала. Дочь очень любила бабушку. Потом Нина с мамой сами разобрались. И мама мне говорит: «Мойше, я вот смотрю за Ниной, она таки неплохая. И то, что ты не женился на дочке Пахмана, тоже хорошо — она избалованная. Она бы за тобой не смогла все так делать». Они с Ниной стали жить дружно.
Отец за это время уже сменил нескольких жен. Жил он недалеко от
нас. Мама говорит: «Мойше, твой отец привел новую никэйву. Пойди посмотри». Я шел.
— Мама, — говорю, — она такая страшная!
— Так ему и надо.
Умерла она, когда ей был 91 год. Случилось это так. У нее была сестра Мира. Жила она в Вильнюсе. Приехала к нам во Фрунзе. Стала приглашать маму погостить у нее: «Софа, приезжай. Миша уже семейный человек. Он не пропадет месяц–другой без тебя». Как я ее отговаривал: «Там же другой климат. В твоем возрасте нельзя!» Она говорит: «Мойше, я погощу немного и вернусь». Она поехала и больше уже не приехала.
Она была очень добрым человеком. Мы с ней прожили прекрасную жизнь. Никогда не нуждались в моем отце. Она заменила мне родную мать. Будь они сейчас обе живы, я бы не знал, к кому первой подойти обнять.»
Махмуд Эсамбаев (1924-2000) — чеченский артист балета, эстрадный танцовщик, хореограф, балетмейстер, актёр. Народный артист СССР (1974). Репрессирован по национальному признаку, реабилитирован 28 февраля 2003 г.
Эсамбаев, Махмуд Алисултанович; 15.07.1924; 12:00:56; +3; Урус-Мартан, Чечено-Ингушетия, Россия; 43N08; 45E32; М; ;
пластика и ещё раз пластика
Вторым браком он женился на еврейке, одесситке Софье Михайловне.
Ее и только ее я всегда называю мамой. Она звала меня Мойше.
— Мойше, — говорила она, — я в ссылку поехала только из–за тебя. Мне тебя жалко.
Это когда всех чеченцев переселили В Среднюю Азию. Мы жили во Фрунзе. Я проводил все дни с мальчишками во дворе.
— Мойше! — кричала она. — Иди сюда.
— Что, мама?
— Иди сюда, я тебе скажу, почему ты такой худой. Потому что ты никогда не видишь дно тарелки. Иди скушай суп до конца. И потом пойдешь.
— Хорошая смесь у Мойши, — говорили во дворе, — мама — жидовка, отец — гитлеровец.
Ссыльных чеченцев там считали фашистами. Мама сама не ела, а все отдавала мне. Она ходила в гости к своим знакомым одесситам — Фире Марковне, Майе Исаaковне — они жили побогаче, чем мы. И приносила мне кусочек струделя или еще что–нибудь.
— Мойше, это тебе.
— Мама, а ты ела?
— Я не хочу.
Я стал вести на мясокомбинате кружок, учил танцевать бальные и западные танцы. За это я получал мешок лошадиных костей. Мама сдирала с них кусочки мяса и делала котлеты напополам с хлебом, а кости шли на бульoн. Ночью я выбрасывал кости подальше от дома, чтобы не знали, что это наши.
Она умела из ничего приготовить вкусный обед. Когда я стал много зарабатывать, она готовила куриные шейки, цимес, она приготовляла селедку так, что можно было сойти с ума. Мои друзья по Киргизскому театру оперы и балета до сих пор вспоминают: «Миша! Как ваша мама кормила нас всех!»
Но сначала мы жили очень бедно. Мама говорила: «Завтра мы идем на свадьбу к Меломедам. Там мы покушаем гефилте фиш, гусиные шкварки. У нас дома этого нет. Только не стесняйся, кушай побольше».
Я уже хорошо танцевал и пел «Варнечкес». Это была любимая песня мамы. Она слушала ее, как гимн Советского Союза. И Тамару Ханум любила за то, что та пела «Варнечкес».
Мама говорила: «На свадьбе тебя попросят станцевать. Станцуй, потом отдохни, потом спой. Когда будешь петь, не верти шеей. Ты не жираф. Не смотри на всех. Стань против меня и пой для своей мамочки, остальные будут слушать».
Я видел на свадьбе ребе, жениха и невесту под хупой. Потом все садились за стол. Играла музыка и начинались танцы–шманцы. Мамочка говорила: «Сейчас Мойше будет танцевать». Я танцевал раз пять–шесть. Потом она говорила: «Мойше, а теперь пой». Я становился против неё и начинал: «Вы немт мен, ву немт мен, ву немт мен?..» Мама говорила: «Видите, какой это талант!» А ей говорили: «Спасибо вам, Софья Михайловна,что вы правильно воспитали одного еврейского мальчика. Другие ведь как русские — ничего не знают по–еврейски».
Была моей мачехой и цыганка. Она научила меня гадать, воровать на базаре. Я очень хорошо умел воровать. Она говорила: «Жиденок, иди сюда, петь будем».
Меня приняли в труппу Киргизского театра оперы и балета. Мама посещала все мои спектакли.
Мама спросила меня:
— Мойше, скажи мне: русские — это народ?
— Да, мама.
— А испанцы тоже народ?
— Народ, мама.
— А индусы?
— Да.
— А евреи не народ?
— Почему, мама, тоже народ.
— А если это народ, то почему ты не танцуешь еврейский танец? В «Евгении Онегине» ты танцуешь русский танец, в «Лакме» — индусский.
— Мама, кто мне покажет еврейский танец?
— Я тебе покажу.
Она была очень грузная, весила, наверно, 150 килограммов.
— Как ты покажешь?
— Руками.
— А ногами?
— Сам придумаешь.
Она напевала и показывала мне «Фрейлехс», его еще называют «Семь сорок». В 7:40 отходил поезд из Одессы на Кишинев. И на вокзале все плясали. Я почитал Шолом–Алейхема и сделал себе танец «А юнгер шнайдер». Костюм был сделан как бы из обрезков материала, которые остаются у портного. Брюки короткие, зад — из другого материала. Я все это обыграл в танце. Этот танец стал у меня «бисовкой». На бис я повторял его по 3–4 раза.
Мама говорила: «Деточка, ты думаешь, я хочу, чтоб ты танцевал еврейский танец, потому что я еврейка? Нет. Евреи будут говорить о тебе: вы видели, как он танцует бразильский танец? Или испанский танец? О еврейском они не скажут. Но любить тебя они будут за еврейский танец».
В белорусских городах в те годы, когда не очень поощрялось еврейское искусство, зрители–евреи спрашивали меня: «Как вам разрешили еврейский танец?» Я отвечал: «Я сам себе разрешил».
У мамы было свое место в театре. Там говорили: «Здесь сидит Мишина мама».
Мама спрашивает меня:
— Мойше, ты танцуешь лучше всех, тебе больше всех хлопают, а почему всем носят цветы, а тебе не носят?
— Мама, — говорю, — у нас нет родственников.
— А разве это не народ носит?
— Нет. Родственники.
Потом я прихожу домой. У нас была одна комнатка, железная кровать стояла против двери. Вижу, мама с головой под кроватью и что–то там шурует. Я говорю:
— Мама, вылезай немедленно, я достану, что тебе надо.
— Мойше, — говорит она из–под кровати. — Я вижу твои ноги, так вот сделай так, чтоб я их не видела. Выйди.
Я отошел, но все видел. Она вытянула мешок, из него вынула заштопанный старый валенок, из него — тряпку, в тряпке была пачка денег, перевязанная бечевкой.
— Мама, — говорю, — откуда у нас такие деньги?
— Сыночек, я собрала, чтоб тебе не пришлось бегать и искать, на что похоронить мамочку. Ладно, похоронят и так.
Вечером я танцую в «Раймонде» Абдурахмана. В первом акте я влетаю на сцену в шикарной накидке, в золоте, в чалме. Раймонда играет на лютне. Мы встречаемся глазами. Зачарованно смотрим друг на друга. Идет занавес. Я фактически еще не танцевал, только выскочил на сцену. После первого акта администратор подает мне роскошный букет. Цветы передавали администратору и говорили, кому вручить. После второго акта мне опять дают букет. После третьего — тоже. Я уже понял, что все это — мамочка. Спектакль шел в четырех актах. Значит, и после четвертого будут цветы. Я отдал администратору все три букета и попросил в финале подать мне сразу четыре. Он так и сделал. В театре говорили: «Подумайте, Эсамбаева забросали цветами».
На другой день мамочка убрала увядшие цветы, получилось три букета, потом два, потом один. Потом она снова покупала цветы.
Как–то мама заболела и лежала. А мне дают цветы. Я приношу цветы домой и говорю:
— Мама, зачем ты вставала? Тебе надо лежать.
— Мойше, — говорит она. — Я не вставала. Я не могу встать.
— Откуда же цветы?
— Люди поняли, что ты заслуживаешь цветы. Теперь они тебе носят сами.
Я стал ведущим артистом театра Киргизии, получил там все награды. Я люблю Киргизию как свою родину. Ко мне там отнеслись как к родному человеку.
Незадолго до смерти Сталина мама от своей подруги Эсфирь Марковны узнала, что готовится выселение всех евреев. Она пришла домой и говорит мне:
— Ну, Мойше, как чеченцев нас выслали сюда, как евреев нас выселяют еще дальше. Там уже строят бараки.
— Мама, — говорю, — мы с тобой уже научились ездить. Куда вышлют, туда поедем, главное — нам быть вместе. Я тебя не оставлю.
Когда умер Сталин, она сказала: «Теперь будет лучше».
Она хотела, чтобы я женился на еврейке, дочке одессита Пахмана. А я ухаживал за армянкой. Мама говорила: «Скажи, Мойше, она тебя кормит?» (Это было еще в годы войны).
— Нет, — говорю, — не кормит.
— А вот если бы ты ухаживал за дочкой Пахмана...
— Мамa, у нее худые ноги.
— А лицо какое красивое, а волосы... Подумаешь, ноги ему нужны.
Когда я женился на Нине, то не могу сказать, что между ней и мамой возникла дружба.
Я начал преподавать танцы в училище МВД, появились деньги. Я купил маме золотые часики с цепочкой, а Нине купил белые металлические часы. Жена говорит:
— Маме ты купил с золотой цепочкой вместо того, чтоб купить их мне, я молодая, а мама могла бы и простые носить.
— Нина, — говорю, — как тебе не стыдно. Что хорошего мама видела в этой жизни? Пусть хоть порадуется, что у нее есть такие часы.
Они перестали разговаривать, но никогда друг с другом не ругались. Один раз только, когда Нина, подметя пол, вышла с мусором, мама сказала: «Между прочим, Мойше, ты мог бы жениться лучше». Это единственное, что она сказала в ее адрес.
У меня родилась дочь. Мама брала ее на руки, клала между своих больших грудей, ласкала. Дочь очень любила бабушку. Потом Нина с мамой сами разобрались. И мама мне говорит: «Мойше, я вот смотрю за Ниной, она таки неплохая. И то, что ты не женился на дочке Пахмана, тоже хорошо — она избалованная. Она бы за тобой не смогла все так делать». Они с Ниной стали жить дружно.
Отец за это время уже сменил нескольких жен. Жил он недалеко от
нас. Мама говорит: «Мойше, твой отец привел новую никэйву. Пойди посмотри». Я шел.
— Мама, — говорю, — она такая страшная!
— Так ему и надо.
Умерла она, когда ей был 91 год. Случилось это так. У нее была сестра Мира. Жила она в Вильнюсе. Приехала к нам во Фрунзе. Стала приглашать маму погостить у нее: «Софа, приезжай. Миша уже семейный человек. Он не пропадет месяц–другой без тебя». Как я ее отговаривал: «Там же другой климат. В твоем возрасте нельзя!» Она говорит: «Мойше, я погощу немного и вернусь». Она поехала и больше уже не приехала.
Она была очень добрым человеком. Мы с ней прожили прекрасную жизнь. Никогда не нуждались в моем отце. Она заменила мне родную мать. Будь они сейчас обе живы, я бы не знал, к кому первой подойти обнять.»
Махмуд Эсамбаев (1924-2000) — чеченский артист балета, эстрадный танцовщик, хореограф, балетмейстер, актёр. Народный артист СССР (1974). Репрессирован по национальному признаку, реабилитирован 28 февраля 2003 г.
Эсамбаев, Махмуд Алисултанович; 15.07.1924; 12:00:56; +3; Урус-Мартан, Чечено-Ингушетия, Россия; 43N08; 45E32; М; ;
пластика и ещё раз пластика
ретроград аннилория.
-
граф мошкин
- Сообщения: 3499
- Зарегистрирован: 19 июн 2019, 22:43
- Откуда: Москва
-
граф мошкин
- Сообщения: 3499
- Зарегистрирован: 19 июн 2019, 22:43
- Откуда: Москва
Павлины, говоришь ... )Лорианни писал(а):
пластика и ещё раз пластика
-
граф мошкин
- Сообщения: 3499
- Зарегистрирован: 19 июн 2019, 22:43
- Откуда: Москва
не забывайте про "гены" мастеров разговорного жанр
так другой мойше, ломоносов, только в двадцать учиться началграф мошкин писал(а):Странно читать про мальчишек во дворе и дно тарелки - к моменту депортации ему было двадцать...
-
граф мошкин
- Сообщения: 3499
- Зарегистрирован: 19 июн 2019, 22:43
- Откуда: Москва
А где он был, если потом его во Фрунзе упекли ?Григорий писал(а):а он таки жил?граф мошкин писал(а): М.б. по привычке умолчал про то, что жил в оккупации.
Лишний раз про это говорить было страшно.
отца моего вот тройка нквд фильтровала после нахождения на оккупированной территории
задавали таки глупие вопросы
Из РСФСР чеченцев вроде не переселяли.
но Аннилори хвалю за живую прозу
оба "раскащика" пийсят(семдесят) как троцкие.Григорий писал(а):так другой мойше, ломоносов, только в двадцать учиться началграф мошкин писал(а):Странно читать про мальчишек во дворе и дно тарелки - к моменту депортации ему было двадцать...
-
сын Божий
- Сообщения: 8823
- Зарегистрирован: 30 дек 2012, 08:46
- Откуда: Прекрасная страна! Будет прекрасным и государство.
О каше и прочей еде. Рассказывал тут уже, но полезно и повторить. Дитя 4-хлетнее тётушке дали на воспитание. Капризное напрочь. Тогда ещё наша деревня райцентром была. Родители его были при должностях и при рыбе.
Тётушка, простая, малообразованная женщина, быстро его приучила к порядку. За пару дней. Примерно так, как дедуля из лексового примера.
Сейчас чел известный адвокат в Питере, учит студентов законам.
Тётушка, простая, малообразованная женщина, быстро его приучила к порядку. За пару дней. Примерно так, как дедуля из лексового примера.
Сейчас чел известный адвокат в Питере, учит студентов законам.
Россия - она выше здравого смысла!
а откуда переселяли, имамрат Ичкерия уже тогда была не РСФСР?граф мошкин писал(а): А где он был, если потом его во Фрунзе упекли ?
Из РСФСР чеченцев вроде не переселяли.
В 1941—1943 годах — участник фронтовых бригад, танцевал на передовой, на строительстве оборонительных сооружений, в военных госпиталях. В 1943—1944 годах — танцовщик Пятигорского театра музыкальной комедии.
На момент начала депортации чеченцев и ингушей находился в Пятигорске. Ему было предложено остаться жить и работать в этом городе. Однако он отверг это предложение и отправился в депортацию добровольно
-
сын Божий
- Сообщения: 8823
- Зарегистрирован: 30 дек 2012, 08:46
- Откуда: Прекрасная страна! Будет прекрасным и государство.
Вас не муштровали. И что выросло...Lex писал(а):Это очень плохой пример воспитания.сын Божий писал(а): За пару дней. Примерно так, как дедуля из лексового примера.
У детей были каникулы, зачем их муштровать.
Отличный пример.
Мы в детстве летом обходились, скажем, краюхой хлеба и подножным кормом, которого летом в изобилии. Уходили из дома на зорьке и возвращались заполночь. Кровать стояла во дворе, никого не беспокоили.
А когда были в пионерлагере, там всё - по расписанию. И никого не колыхало, если ты не позавтракал\пополдничал\пообедал\поужинал. Соси лапу. И это правильно.
Тётушка, скажем, готовила прекрасно. Но дитё есть не желало. Не то подали и не так. Тётушка убирала еду и - до следующего приёма пищи - фигвам. Пару раз не потрескав чел стал всё поедать за милую душу.
Россия - она выше здравого смысла!
-
граф мошкин
- Сообщения: 3499
- Зарегистрирован: 19 июн 2019, 22:43
- Откуда: Москва
А когда он тогда во дворе бегал, суп недоедая, про свою смесь от мальчишек слыша ?Григорий писал(а):В 1941—1943 годах — участник фронтовых бригад, танцевал на передовой, на строительстве оборонительных сооружений, в военных госпиталях. В 1943—1944 годах — танцовщик Пятигорского театра музыкальной комедии.
На момент начала депортации чеченцев и ингушей находился в Пятигорске. Ему было предложено остаться жить и работать в этом городе. Однако он отверг это предложение и отправился в депортацию добровольно
И если он в 20 поехал во Фрунзе добровольно, а мачеха ради него за ним - то почему ? Боялся , что мобилизуют ?
За отцом ? Так тот с ними не жил уже ..
Мутный этот Махмуд какой-то.
А тексты от него, как тот хвост , что из жопы у него торчал.
сам прочитал, сам подумал.А когда он тогда во дворе бегал, суп недоедая, про свою смесь от мальчишек слыша ?
граф, там нигде не сказано, что он бегал.
эт Вы прочитали и представили себе картинку с пацанёнком малолеткой.
у меня 2 сына, 18 и 21...
при этом "мальчишкиводворе" кои могут чтойта сказануть... вполне штатная ситуация.
как и муттер, которая всё ещё намекает на дно тарелки)))
ретроград аннилория.
-
сын Божий
- Сообщения: 8823
- Зарегистрирован: 30 дек 2012, 08:46
- Откуда: Прекрасная страна! Будет прекрасным и государство.
Когда мы дитём были, разница в 3-5 лет уже была недосяг. Совсем разные компании. Хотя и перемолвливались, конешно. Но - не более.Лорианни писал(а):сам прочитал, сам подумал.А когда он тогда во дворе бегал, суп недоедая, про свою смесь от мальчишек слыша ?
граф, там нигде не сказано, что он бегал.
эт Вы прочитали и представили себе картинку с пацанёнком малолеткой.
у меня 2 сына, 18 и 21...
при этом "мальчишкиводворе" кои могут чтойта сказануть... вполне штатная ситуация.
как и муттер, которая всё ещё намекает на дно тарелки)))
Россия - она выше здравого смысла!
-
граф мошкин
- Сообщения: 3499
- Зарегистрирован: 19 июн 2019, 22:43
- Откуда: Москва
пейсатель о писателе
ЛЕВ ТОЛСТОЙ I Не для школьной программы (25)
можно обратить внимание на рефлексию Льва Николаича, приведшую впоследствии к какому-то самадхи и судя по его толкованию Евангелия к какому-то пониманию
можно обратить внимание на рефлексию Льва Николаича, приведшую впоследствии к какому-то самадхи и судя по его толкованию Евангелия к какому-то пониманию