Астропроцессор ZET

неа

У нас говорят, что, мол, любит, и очень,
Мол, балует, холит, ревнует, лелеет…
А помню, старуха соседка короче,
Как встарь в деревнях, говорила: жалеет.

И часто, платок, натянувши потуже
И вечером в кухне усевшись погреться,
Она вспоминала сапожника-мужа,
Как век он не мог на неё насмотреться.

– Поедет он смолоду, помнится, в город,
Глядишь – уж летит, да с каким полушалком!
А спросишь: чего, мол, управился скоро?
Не скажет… Но знаю… меня ему жалко…

Зимой мой хозяин тачает, бывало,
А я уже лягу, я спать мастерица,
Он встанет, поправит на мне одеяло,
Да так, что не скрипнет под ним половица.

И сядет к огню в уголке своём тесном.
Не стукнет колодка, не звякнет гвоздочек…
Дай Бог ему отдыха в царстве небесном! –
И тихо вздыхала: – Жалел меня очень.

В ту пору всё это смешным мне казалось,
Казалось, любовь, чем сильнее, тем злее,
Трагедии, бури… Какая там жалость!
Но юность ушла. Что нам ссориться с нею?

Недавно, больная бессонницей зябкой,
Я встретила взгляд твой – тревога в нём стыла.
И вспомнилась вдруг мне та старая бабка, –
Как верно она про ЛЮБОВЬ говорила.

(с) Ирина Снегова

стихотворение прям о друзьях моей мамы.
маленький еврей сапожник и Зина, шикарная тетка из купеческой семьи.
единственное различие, спать она не любила. дом блестел.

Лекция Дмитрия Быкова "Марина Цветаева". Послушайте, кому она близка, интересная точка зрения.

YOLka писал(а):Лекция Дмитрия Быкова "Марина Цветаева". Послушайте, кому она близка, интересная точка зрения.

пасиб. послухаем...

Кстати, было бы интересно проверить, прав ли Быков... астрологически...

Черной шалью с душными кистями
Август бросил ночь мне на плечо,
Щедро звезды высыпал горстями
И луну привесил на крючок.

Замерли дневных напевов струны,
Тишина на Кинбурнской косе,
На плоту из тонких нитей лунных
Я плыву по звездной полосе.

Я плыву, а море тихо дышит,
Терпким йодом мне щекочет нос,
И боками теплыми колышет,
Светлячков вплетая в прядь волос...

Все сместилось, все перевернулось,
И боюсь я волшебство спугнуть:
То ли небо в море окунулось,
То ли море лижет Млечный Путь...

Ветер играет листом золоченым, словно котенок – клубком.
Небо становится чуть подкопченным. Лето уходит – бочком,
Тихо, закутавшись, чтоб не простынуть, яблоки не уронить…
Нижет пространство туманы густые на журавлиную нить.
Тянет на запад, на север, на север, сыростью тянет с земли,
Молча стоит Закрывающий Двери – каждое слово болит,
Бьется на нитках сырой паутины, он их отпустит – едва
Счистит следы остывающей глины со своего рукава.
Каждое пленное, сонное слово – эхо от слова «прощай».
Ждут города своего Крысолова. И собирают в общак
Рухлядь, остатки былой позолоты, листья, туман, миражи…
Дремлют деревья, скрывая зевоту. В небо плывут этажи,
Чтоб раствориться в густой акварели, взвеси ночного дождя.
Флейта устала. И листья сгорели. Не уходи, уходя.

Мария Хамзина

Доктор Шредингер, Ваша кошка еще жива.
Написала бестселлер, прекрасно играет в покер
(На каре из тузов ей всегда выпадает джокер),
Раздает интервью, в интернете ведет журнал,
И, сказать по секрету, весьма популярный блоггер.

Ящик – форма Вселенной, какой ее создал Бог.
Геометрия рая: шесть граней и ребра-балки,
По периметру – вышки, забор, КПП, мигалки.
Иногда вспоминается кресло, камин, клубок,
И его почему-то бывает ужасно жалко.

Доктор Шредингер, Ваша кошка не видит снов,
Бережет свою смерть в портсигаре из бычьей кожи,
Не мечтает однажды создателю дать по роже,
Хочет странного – редко, но чаще всего весной.
Любит сладкое. Впрочем, несладкое любит тоже.

Вероятности пляшут канкан на подмостках стен,
Мироздание нежится в узких зрачках кошачьих.
Ваша кошка, герр Шредингер, терпит невольный плен
И не плачет. Представьте себе, никогда не плачет.

Светлана Ширанкова.

Сферический герой в условном мире фэнтази-романа

Светлана Ширанкова

В параллельной Вселенной (отсюда – на юг,
За созвездием Девы – налево),
Средь балов и пиров коротая досуг,
Жил король со своей королевой.

В их династии числились демон, дракон,
Эльфы, маги, вампиры, мессии
Да одна мэрисья – как велось испокон –
Из загадочной дикой России.

Этим летом погода была хороша,
Мандрагору косили на силос,
Топинамбур сулил неплохой урожай
И вовсю белена колосилась,

Отелившись, химеры плевались огнём,
Токовали горгульи в подлеске…
И, в довесок, чудеснейшим солнечным днём
Сын родился в семье королевской.

Но в ночи вероломно напали враги,
Захватили престол и корону.
Как зловеще и гулко гремели шаги
У подножия павшего трона!

Венценосным супругам грозил эшафот
(Опосля грандиозной попойки),
А младенца, в чем был, отнесли в телепорт,
Барахливший с момента постройки.

Телепорт вёл куда-то в тамбовскую глушь,
Где, средь зарослей дикой малины,
Сироту подобрал благороднейший муж,
Бывший воин-монах Шаолиня.

Сколько лет пронеслось – то неведомо мне.
Обучаясь у мудрого гуру,
Принц освоил кендо, карате, макраме
И основы джедайской культуры.

Но учитель однажды в нирвану убрёл,
Позабыв возвратиться к обеду.
В пятый раз облизав опустевший котёл,
Принц решительно всхлипнул: "Уеду!"

Покидав все пожитки в заплечный мешок
(Две катаны, половник и вилку),
Он отправился в путь, но не много прошёл,
Схлопотавши удар по затылку.

А когда перестало гудеть в голове,
Распахнулись геройские очи:
Глядь, над ним возвышаются три челове...
Возвышаются трое, короче.

«Кто такой?» – начал первый. «Какого рожна
Портишь рожей небритой пейзажи?
Нам фамилия, впрочем, не слишком важна,
Мы тебя безымянным размажем.

На раёне нас знает любой бурундук,
Каждый лось уважает, куда там!
Я – Косой, мастер стиля ‘бобруйский бамбук’
И приема ‘серпом по мандатам’».

«Ты реально попал, – цыкнул зубом другой. –
Ни фига не завидую, то есть.
Я – Волчара, дружу с боевой кочергой
И умею кусаться на скорость».

Третий был лаконичен и выплюнул: «Тьфу!
Как с ним драться? Он жалок и бледен.
Я ваще практикую такое кун-фу,
Что меня называют Медведем».

Наш герой отряхнулся от грязи чуток
И к атаке язык приготовил:
«Для врагов я – великий боец Колом-в-Бок,
Для друзей – уменьшительно – Коля.

Вы, ребята, конечно, крутые спецы,
Но скажите, способен ли кто-то
Генерировать выхлоп энергии ци
И летать на сверхмалых высотах?

Имманентен ли вам солипсизм бытовой,
Если брать денотат предиката?»
Тут лесные бандиты нестройной гурьбой
С глаз долой ломанулись куда-то,

На поляну упала мешком тишина,
Зябко вздрогнули сонные ивы –
И из чащи густой появилась Она
В рыжем блеске ухоженной гривы.

Неуёмная жажда вскипела в крови,
Скрыли свет золотистые пряди.
За надменный излом Её тонкой брови
Он бы отдал половник, не глядя.

Одуряюще пахли жасмин и ирга
(А, возможно, сирень и лещина).
До любви оставалось четыре шага,
Но… Она оказалась мужчиной.

От разрыва шаблона куда-то исчез
Интерес к продолжению рода.
А тем временем ночь опускалась на лес,
Ветер выл, ухудшалась погода,

Луч заката под натиском тучи потуск
(Как-то так это пишется, вроде).
Принц решительно двинулся в город Бобруйск
И… увяз в близлежащем болоте.

Где гештальт, говорите? Подобный конец,
Как отмена ЕГЭ, невозможен.
Принц, к примеру, мог вспомнить про отчий дворец,
Меч отмщения вынуть из ножен

(О пощаде враги бы молили вотще –
Милосердье неведомо принцу)
Или, скажем, в трико и геройском плаще
Пролетать над заснувшей столицей.

Нет финала, увы. Но зато есть мораль:
Будь хоть принц, хоть герой анекдота,
Не помогут кунг-фу и священный Грааль,
Если ночью бродить по болоту.

Лариса, что за бред?

Анна, курсистка, бестужевка, милый дружок!
Что вы киваете так отрешенно и гордо?
Видимо, вечером снова в марксистский кружок —
В платьице жертвенно-строгом, под самое горло?
Аннушка, вы не поверите, как я устал!
Снова тащиться за вами, любимая, следом,
Снова при тусклой коптилке читать «Капитал»,
Будто не зная других развлечений по средам!
Дети дьячков, не стиравшие воротничков,
С тощими шеями, с гордостью чисто кретинской,
Снова посмотрят стремительно из-под очков
На дворянина, пришедшего вместе с курсисткой.
Кто это злое безумие вам диктовал?
Аннушка, что вам тут делать, зачем среди них вы?
Прежде заладят: промышленность, рынок, товар…
После подпольно сипят про враждебные вихри,
Вследствие этого пенья сулят благодать…
Все же их головы заняты мыслью иною:
Ясно, что каждый бы вами хотел обладать,
Как в капитале товар обладает ценою.
Сдавленным шепотом конспиративно орет
Главный поклонник Успенских, знаток Короленок:
«Бедный народ!» (Будто где-нибудь видел народ.)
После он всех призывает в какой-то застенок.
Свет керосинки едва озаряет бедлам.
Некий тщедушный оратор воинственней Марса:
Аннушка! Всю свою страсть безответную к вам
В поисках выхода он переносит на Маркса!
Сущий паноптикум, право. Гляди да дивись.
Впрочем, любимая, это ведь так по-российски —
То, что марксисты у нас обучают девиц,
Или, верней, что в политику лезут курсистки.
Душно мне в Питере, Аннушка. Давит гранит.
Геометрический город для горе-героев.
Ночью, бывало, коляска внизу прогремит,
И без того переменчивый сон мой расстроив,—
Думаешь, думаешь: что вы затеяли тут?
Это нелепо, но все ж предположим для смеха:
Что, если эти несчастные к власти придут?!
В стенах промозглых гранитное мечется эхо.
Аннушка, милая, я для того и завел
Всю эту речь, чтобы нынче, в ближайшее лето,
Вас пригласить на вакации съездить в Орел.
Аннушка, как мне отчетливо видится это!
В августе яблоки, груши, малина — горой.
Верите ль, некуда деть — отдаем за бесценок!
К вашим услугам — отличнейший погреб сырой,
Если вам так непременно охота в застенок.
Будете там запрещенные книжки читать,
Ибо в бездействии ум покрывается ржавью…
Каждую ночку я буду вас так угнетать,
Как и не снилось российскому самодержавью!
…Боже, давно ли? Проснулся, курю в полумгле.
Дождь не проходит, стекло в серебристых потеках…
Что-то творится сейчас на безумной земле?
Там-то не ведают, где ж разглядеть в Териоках!
Видимо, зря я тогда в эмпиреях парил.
Знаете сами, что я никудышный оратор.
Может быть, если бы вовремя отговорил,
Мне бы спасибо сказал государь император.

(с) Дмитрий Быков

За обедом он говорит:
надевай нарядное, мы идём на концерт.
Будет квартет, пианист-виртуоз в конце.
Бросай своё макраме, я купил билет.

Она говорит: Нет.

Ты только представь себе:
начнётся пожар,
посыплются стены, асфальт поплывёт, дрожа,
а я в лёгком платье, в бусах и без ножа,
на каблуках,
в шелках,
в кружевах манжет —
как же я буду бежать?

Он думает: вот-те на, нас опять догнала война.
Варвара совсем плоха,
едва зацветает черёмуха,
начинается вся эта чепуха.
А я ведь тоже видел немало,
над головой три года свистело и грохотало.

Досадует: вот ведь, взяла манеру
пугаться каждого звука.
Тогда завели бы сына, сейчас бы нянчили внука.
А так, конечно, отвлечься нечем,
прогулка — история всякий раз.
Разве бы я её не укрыл?
Разве не спас?

Он доедает свой хлеб,
и кусочек откладывает
про запас.

Дана Сидерос

Один мой друг подбирает бездомных кошек,
Несёт их домой, отмывает, ласкает, кормит.
Они у него в квартире пускают корни:
Любой подходящий ящичек, коврик, ковшик,
Конечно, уже оккупирован, не осталось
Такого угла, где не жили бы эти черти.
Мой друг говорит, они спасают от смерти.
Я молча включаю скепсис, киваю, скалюсь.

Он тратит все деньги на корм и лекарства кошкам,
И я удивляюсь, как он ещё сам не съеден.
Он дарит котят прохожим, друзьям, соседям.
Мне тоже всучил какого-то хромоножку
С ободранным ухом и золотыми глазами,
Тогда ещё умещавшегося на ладони...

Я, кстати, заботливый сын и почетный донор,
Я честно тружусь, не пью, возвращаю займы.
Но все эти ценные качества бесполезны,
Они не идут в зачет, ничего не стоят,
Когда по ночам за окнами кто-то стонет,
И в пении проводов слышен посвист лезвий,
Когда потолок опускается, тьмы бездонней,
И смерть затекает в стоки, сочится в щели,
Когда она садится на край постели
И гладит меня по щеке ледяной ладонью,
Всё тело сводит, к нёбу язык припаян,
Смотрю ей в глаза, не могу отвести взгляда.

Мой кот Хромоножка подходит, ложится рядом.
Она отступает.

Дана Сидерос

Вот и осень...

Вот и осень пришла, как обычно...
С пожелтевшей, уставшей листвою.
С моросящим дождём, безразличным,
Умывающим крыши собою.

В окна дождь монотонно стучится,
Словно просится осень в дома...
Сад промокший листвой золотится,
Красит золотом осень сама.

Вместо летней игры бесшабашной,
Дни размеренно, тихо пойдут...
Только солнце как прежде, отважно...
Промелькнёт между туч, там и тут.

С каждым днём всё настойчивей осень,
день короче а ночь всё длинней.
Шорох листьев вопрос в себе носит:
- Что за осенью, что там... за ней...?
Что за осенью, что там за ней....
24.09.2013

Деревни - вдовы

Позаброшены дома,
В деревнях России...
Без крестьянина зима,
На полях от ныне.

Сквозняки только скрипят,
Открывая ставни...
Окна чёрные глядят,
На закат свой ранний.

Вдоль дороги, сухостой...
Тополя, как вдовы.
Только в темени ночной,
Пролетают совы.

Наклонились купола,
Не горят во злате...
Нет застолья и стола,
В деревенской хате.

Травы некому косить,
На лугах зелёных.
Из ручья воды не пить,
Кроме слёз солёных.

Не курлычут журавли,
Только плачут совы...
Вдоль дороги, посмотри
Вдовы, вдовы, вдовы...
31.05.2013
Мозговой Алексей Борисович

кышмар...
из Мозгового поэт, как из Гитлера художник...

Семёнович писал(а):Деревни - вдовы
....
Не курлычут журавли,
Только плачут совы...
Вдоль дороги, посмотри
Вдовы, вдовы, вдовы...

31.05.2013

На пророческие похожи...

В этот день состоялись две ингрессии (время по Софии):

31.05.2013 10:06:50 > Cnc Меркурий
31.05.2013 13:38:48 > Gem Марс

Луна была в соединении с Нептуном.
Солнце с Альдебараном.

Аннилори писал(а):кышмар...
из Мозгового поэт, как из Гитлера художник...

Очень даже хорошая работа со звукорядом, да и вообще хорошие стихотворения, если относиться без предвзятости.

Мозговой стихами похож одновременно на Некрасова и Руданського. Оба - два в нем сидят. Это зачот.)

Мозговой писал(а): Вдоль дороги, сухостой...
Тополя, как вдовы.
Только в темени ночной,
Пролетают совы.

Руданський Степан

ПАВЛО АПОСТОЛ. Поема



Україно-Україно,
Що ти за то дала,
Що старого Апостола
Гетьманом обрала?

Україно-Україно,
Що ти заплатила,
Що до себе та Петрика
Ти так прихилила?

Україно-Україно,
Що то з москалями,
Що посланці повертають
До тебе з дарами?

І за ними Лизогуб наш,
Чарниш, Жураковський?
І чим же так прихилився
До них цар московський?

Не питайте, добрі люди,
Каже Україна:
Колись була в Московщині
Тяжкая година.

Колись була в Московщині
Тяжкая година:
Петро судив царевича,
Судив свого сина.

І просився син Петровий,
А Петриків тато,
І було там сенаторів
Багато-багато;

Але жоден не подумав
За нього обстати,
Не смів жоден проти кари
Голосу подати.

Їдна тілько Україна
За нього обстала,
Їдна тілько Україна
Голос свій подала.

І був гетьман в Петрополі,
Як Петрик вінчався,
І до гетьмана старого
Петрик обізвався:

"Спасибі вам, добрі люди,
Що ви серце мали,
Що ви в кровлі мого батька
Рук не покаляли.

За то тепер і гетьмана
Я вам позволяю,
За то тепер і права вам
Давні повертаю!

І чого лиш буде треба,
Просіть, добрі люди,
Усе для вас я учиню,
Усе для вас буде!"

І подякував Апостол,
Назад повертає
Та й до царя, до Петрика,
Послів посилає.

Посилає до Петрика,
Просить милость мати:
Позволити поспільную
Старшину обрати.

Не перечить добрий Петрик,
Зараз позволяє.
Не чекає і Апостол,
Зараз обирає.

І Лизогуб став обозним
І зараз до діла;
У судці пішов Кандиба
І сотник Забіла

В писарі пішов Турновський
Панич чи попович,
В осаули пан Лисенко
І пан Мануйлович;

У поспільнії хорунжі -
Горленко-бунчужний,
А в поспільнії бунчужні
Борозна недужний.

І підняв на ноги гетьман
Слабу Україну
І ще чогось до Петрика
Іде в Московщину.

Аж там Петрик помирає,
Ганна наступає,
Вона ж уже Україну
Не так пригортає.

Вона тілько Апостола
В очі пригортає,
А за очі тридцять тисяч
Людей вимагає.

І піднялось тридцять тисяч
З полковником Танським,
Пішли, бідні, з України
В степи бусурманські.

І піднялось тридцять тисяч,
Та усі чубаті,
Пішли в степи бусурманські
Вали висипати.

І піднялось тридцять тисяч
Ще до сходу сонця,
Висипають вал від Дону
До самого Донця.

На другий рік тридцять тисяч
Свіжих посилає,
А торішніх тридцять тисяч
Назад повертає.

На третій рік із Польщею
Бійка розпочалась,
Щоб від естів і від курів
Польща відцуралась;

Бо любовник Ганнин Бірон
Став її просити,
Щоби його у тих Курах
Князем ізробити.

І почалась тая бійка,
Військо знемагає...
Тоді гетьман запорожцям
Стиха промовляє:

"Покидайте, - каже,- хлопці,
Турецькі границі,
Та давнього собі місця;
Просіть у цариці..."

І просяться у цариці,
Цариця приймає
І булаву,бунчук, пернач,
Хоруг посилає.

І каже їм, запорожцям,
На вражую кару,
Заселити два Кодаки
І річку Самару.

А тим часом в Білій Церкві
Каже присягнути
Та у Польшу з отаманом
На час завернути.

І пігнались запорожці
З Білецьким Іваном,
Здибалися з Лизогубом
Та із Галаганом;

Здибалися, полетіли, ,
Назад поглядають -
Аж там уже Апостола
Козаки ховають.

Аж там уже Апостола
Козаки ховають,
Аж там уже і укази
З Москви посилають, .

Лизогуба півгетьманом
Тілько обирають...
Лизогуба півгетьманом
Тілько обирають,

А другого півгетьмана
З Москви посилають.