хватит скандалить, курицы.
идите погуляйте, проветритесь,
а то сидите как квашня
дома день деньской
Стихи...
Модератор: Аид
Магдалина
. . .
Перестроятся ряды конвоя,
И начнётся всадников разъезд.
Словно в бурю смерч, над головою
Будет к Небу рваться этот крест.
Брошусь на землю у ног распятья,
Обомру и закушу уста.
Слишком многим руки для объятья
Ты раскинешь по концам креста.
Столько муки и такая мощь?
Есть ли столько душ и жизней в мире?
Столько поселений, рек и рощ?
Но пройдут такие трое суток
И столкнут в такую пустоту,
Что за этот страшный промежуток
Я до Воскресенья дорасту.
Борис Пастернак
. . .
Перестроятся ряды конвоя,
И начнётся всадников разъезд.
Словно в бурю смерч, над головою
Будет к Небу рваться этот крест.
Брошусь на землю у ног распятья,
Обомру и закушу уста.
Слишком многим руки для объятья
Ты раскинешь по концам креста.
Столько муки и такая мощь?
Есть ли столько душ и жизней в мире?
Столько поселений, рек и рощ?
Но пройдут такие трое суток
И столкнут в такую пустоту,
Что за этот страшный промежуток
Я до Воскресенья дорасту.
Борис Пастернак
Рождественское
В яслях спал на свежем сене
Тихий крошечный Христос.
Месяц, вынырнув из тени,
Гладил лен Его волос…
Бык дохнул в лицо Младенца
И, соломою шурша,
На упругое коленце
Засмотрелся, чуть дыша.
Воробьи сквозь жерди крыши
К яслям хлынули гурьбой,
А бычок, прижавшись к нише,
Одеяльце мял губой.
Пес, прокравшись к теплой ножке,
Полизал ее тайком.
Всех уютней было кошке
В яслях греть Дитя бочком…
Присмиревший белый козлик
На чело Его дышал,
Только глупый серый ослик
Всех беспомощно толкал:
"Посмотреть бы на Ребенка
Хоть минуточку и мне!"
И заплакал звонко-звонко
В предрассветной тишине…
А Христос, раскрывши глазки,
Вдруг раздвинул круг зверей
И с улыбкой, полной ласки,
Прошептал: "Смотри скорей!"
Саша Черный
Еще те Звезды не погасли,
Еще Заря сияет та,
Что озарила миру Ясли
Новорожденного Христа.
Тогда, ведомые Звездою,
Чуждаясь ропота молвы,
Благоговейною толпою
К Христу стекалися Волхвы…
Пришли с далекого Востока,
Неся дары с восторгом грез,
И был от Иродова ока
Спасен властительный Христос.
Прошли века… И ОН распятый,
Но все по-прежнему Живой
Идет, как истины глашатай,
По нашей пажити мирской;
Идет, по-прежнему обильный
Святыней, правдой и добром,
И не поборет Ирод сильный
Его предательским мечом…
Иван Бунин
Еще Заря сияет та,
Что озарила миру Ясли
Новорожденного Христа.
Тогда, ведомые Звездою,
Чуждаясь ропота молвы,
Благоговейною толпою
К Христу стекалися Волхвы…
Пришли с далекого Востока,
Неся дары с восторгом грез,
И был от Иродова ока
Спасен властительный Христос.
Прошли века… И ОН распятый,
Но все по-прежнему Живой
Идет, как истины глашатай,
По нашей пажити мирской;
Идет, по-прежнему обильный
Святыней, правдой и добром,
И не поборет Ирод сильный
Его предательским мечом…
Иван Бунин
Описание жизни Харона сходно с обычной нашей жизнью.светлый писал(а):Харон
Каждый из нас обречен на забвение
Даже при жизни – не стоит лукавить.
Вещий Харон в ожиданьи затмения
Чешет в затылке кривыми руками,
Цербера гладит, купается в Стиксе,
Щупает нимфу, копается в грядке,
Чтобы откусывать, челюсти стиснув,
С хрустом вселенским капустную хряпку.
Ю. Лорес
может мы и есть обитатели Аида,
но не подозреваем этого.
а Земная жизнь--это там наверху,
где поля Эвлисия зеленеют круглый год,
где прекрасные герои пьют амброзию и живут вечно,
где нет голода, нет войн, нет смерти...
Каждый из нас обречен на забвение
Даже при жизни – не стоит лукавить.
Древний старик в ожидании смерти
Чешет в затылке кривыми руками,
Тузика гладит, купается в речке,
Щупает бабку, копается в грядке,
Чтобы откусывать, челюсти стиснув,
С хрустом весёлым капустную хряпку.
И что доказали-то? Я что ли постила на Зете свои твиты? )))Арарита писал(а):YOLka, это Вы о себе так наглядно глаголите?YOLka писал(а):Так, спрыгнула Арарита. Ожидаемо.Арарита писал(а):Вот и начните с себя. Зачем заставляете других трудится вместо себя? Где пруф? Вы первая написали:
На самом деле, это примечательный факт о том, как именно Вы, YOLka, практикуете
здесь двойные стандарты, паразитируя на чужом труде. Однако, не комильфо.
А за мной не заржавеет. Yolka, Вы просили ссылки? Удовлетворю Вашу настойчивость.
Вот эти ссылки от Марин"@ в теме "Украина" на стр. 227 , плиз:
А вот мой ответный комментарий по ссылкам от Марин@,Марин@ писал(а):а что именно смешно? ярош такая смешная?YOLka писал(а):Да, насчет Ярош - смешно, спасибо всем...
вполне симпатичная женщина https://twitter.com/shadeofthewind
теперь хоть понятно для чего этот персонаж создан на форуме((
стр. 227
плиз, читайте на здоровье пост на стр. 227 .
"Вами управляет тот, кто вас злит."
Л.Ц.
Л.Ц.
-
Александр Филиппов
- Астролог
- Сообщения: 21110
- Зарегистрирован: 07 янв 2008, 17:38
-
сын Божий
- Сообщения: 8803
- Зарегистрирован: 30 дек 2012, 08:46
- Откуда: Прекрасная страна! Будет прекрасным и государство.
Наркоша упырявый.Александр Филиппов писал(а):David Bowie - "HEROES" (Full Album 1977)
Весь мир - театр. А люди в нём - актёры. Алигьери Данте и др.
Несовременный человек
"Какой несовременный человек"-
В толпе я часто слышу эту фразу.
И то, что говорили обо мне,
Подумав, малость, понял я не сразу.
На вид, так я такой же, как и все.
Ну, разве что костюмчик старомодный.
В кармашке на верёвочке пенсне
И зонт старинный, но вполне пригодный.
Опомнился, задумался, стою,
Понять не в силах странной перемены.
Застыл как, ратник в праздничном строю
И мысль: А кто же нынче современный?
Я помню древних истин существо:
Не укради, не обмани, будь верным.
И сколько бы столетий ни прошло
Они остались прежними, наверно.
Путь жизни нашей неисповедим.
И сколько бы ни путались дорожки.
Нет счёту гнусным прихотям людским:
Встречают нынче всюду по одёжке.
А современным будет – тот, кто лжёт?
Или убить готов корысти ради?
Тот, кто богатства из казны гребёт,
Стеная о «заслуженной» награде?
Меня вдруг кто-то в спину подтолкнул
И я побрёл навстречу мукам бренным.
Мир ныне новых истин не обрёл,
Останусь лучше я несовременным.
Анатолий Кольцов
"Какой несовременный человек"-
В толпе я часто слышу эту фразу.
И то, что говорили обо мне,
Подумав, малость, понял я не сразу.
На вид, так я такой же, как и все.
Ну, разве что костюмчик старомодный.
В кармашке на верёвочке пенсне
И зонт старинный, но вполне пригодный.
Опомнился, задумался, стою,
Понять не в силах странной перемены.
Застыл как, ратник в праздничном строю
И мысль: А кто же нынче современный?
Я помню древних истин существо:
Не укради, не обмани, будь верным.
И сколько бы столетий ни прошло
Они остались прежними, наверно.
Путь жизни нашей неисповедим.
И сколько бы ни путались дорожки.
Нет счёту гнусным прихотям людским:
Встречают нынче всюду по одёжке.
А современным будет – тот, кто лжёт?
Или убить готов корысти ради?
Тот, кто богатства из казны гребёт,
Стеная о «заслуженной» награде?
Меня вдруг кто-то в спину подтолкнул
И я побрёл навстречу мукам бренным.
Мир ныне новых истин не обрёл,
Останусь лучше я несовременным.
Анатолий Кольцов
Вера в себя и поиск истины образуют гармонию...
-
Александр Филиппов
- Астролог
- Сообщения: 21110
- Зарегистрирован: 07 янв 2008, 17:38
* * *
Это небо не для галочки,
а для ласточки в пике,
хвойный лес - одет с иголочки,
жук сползает по строке.
Это страшная считалочка
на арбатском языке,
люди - леденцы на палочках
у бессмертия в руке.
* * *
Дорогие ослепшие зрители
и дешевые оптом читатели,
если утка взлетела в числителе,
значит, утку убьют в знаменателе.
Всё чужое - выходит из нашего
и опять погружается в топь,
в дикий воздух, простреленный заживо:
поцелуешь - и выплюнешь дробь.
От последнего к самому первому
ты бежишь с земляникой во рту
и проводишь губами по белому -
непрерывную эту черту.
* * * *
Мы не спим, хоть и снегом засыпало
бормотание радио ра-
дует в спину предчувствие выбора,
ветерок отставного добра.
Круглый стол, самогонное варево,
помидоров моченых бока.
Разговаривай, жизнь, разговаривай,
на допросе у смерти. Пока
покрываются кашицей вязкою
казино и витрины аптек,
у роддома дежурит с повязкою
комендантский, опущенный век.
Эти ружья, тычинки и пестики
с двух сторон привозного кино.
На погосте - чернильные крестики,
под которыми - нолики, но…
Пахнут все же не шконкой, а школою
маринованные огурцы:
…этот класс, эти бедра тяжелые
из Херсона учительницы.
(с) Александр Кабанов.
Это небо не для галочки,
а для ласточки в пике,
хвойный лес - одет с иголочки,
жук сползает по строке.
Это страшная считалочка
на арбатском языке,
люди - леденцы на палочках
у бессмертия в руке.
* * *
Дорогие ослепшие зрители
и дешевые оптом читатели,
если утка взлетела в числителе,
значит, утку убьют в знаменателе.
Всё чужое - выходит из нашего
и опять погружается в топь,
в дикий воздух, простреленный заживо:
поцелуешь - и выплюнешь дробь.
От последнего к самому первому
ты бежишь с земляникой во рту
и проводишь губами по белому -
непрерывную эту черту.
* * * *
Мы не спим, хоть и снегом засыпало
бормотание радио ра-
дует в спину предчувствие выбора,
ветерок отставного добра.
Круглый стол, самогонное варево,
помидоров моченых бока.
Разговаривай, жизнь, разговаривай,
на допросе у смерти. Пока
покрываются кашицей вязкою
казино и витрины аптек,
у роддома дежурит с повязкою
комендантский, опущенный век.
Эти ружья, тычинки и пестики
с двух сторон привозного кино.
На погосте - чернильные крестики,
под которыми - нолики, но…
Пахнут все же не шконкой, а школою
маринованные огурцы:
…этот класс, эти бедра тяжелые
из Херсона учительницы.
(с) Александр Кабанов.
Не прячьтесь от дождя! Вам что, рубашка
Дороже, что ли, свежести земной?
В рубашке вас схоронят. Належитесь.
А вот такого ярого сверканья
Прохладных струй, что льются с неба (с неба!),
Прозрачных струй, в себе дробящих солнце,
И пыль с травы смывающих,
И листья
Полощущих направо и налево,
Их вам увидеть будет не дано.
Смотреть на дождь? Какая ерунда!
Сто раз я видел море на картинах,
А толку ни на грош.
Где запах моря?
Где бархатная ласковость его?
Где мощь его, когда волну прибоя,
Сто тысяч тонн дрожащей синевы,
Она поднимет кверху, как в ладонях,
И понесет,
И выплеснет на берег,
И с ног сшибет, и в пене погребет...
Где соль его?
Итак, долой картины!
Долой
На дождь гляденье из окна!
Жить надо всем.
Глазами жить — убого.
Жить надо кожей, ртом, и нервом каждым,
И каждой клеткой, что пока жива,
Пока способна слышать влагу моря.
Жить надо всем.
Уже дождя мне мало.
Я в сад бегу, и тонкие деревья —
Рябину,
Вишенье,
Цветущую сирень —
Стряхаю на себя, усиливая дождь.
Деревьев мало мне!
Пульсируя упруго,
То льющаяся в звонкое ведерко,
То ветром относимая капель
Мне рушится на голову и плечи.
Капель, даешь капель!
Она мне заливает
Глаза, и нос, и рот,
Глаза, и нос, и рот...
Но сквозь капель я все-таки хватаю,
Вдыхаю, как могу лишь, глубоко
Дождем промытый, пахнущий сиренью
И чуточку железом ржавой крыши
(Ведь все же с крыши падает капель)
Большой
Земного воздуха глоток.
(с) Владимир Солоухин.
Дороже, что ли, свежести земной?
В рубашке вас схоронят. Належитесь.
А вот такого ярого сверканья
Прохладных струй, что льются с неба (с неба!),
Прозрачных струй, в себе дробящих солнце,
И пыль с травы смывающих,
И листья
Полощущих направо и налево,
Их вам увидеть будет не дано.
Смотреть на дождь? Какая ерунда!
Сто раз я видел море на картинах,
А толку ни на грош.
Где запах моря?
Где бархатная ласковость его?
Где мощь его, когда волну прибоя,
Сто тысяч тонн дрожащей синевы,
Она поднимет кверху, как в ладонях,
И понесет,
И выплеснет на берег,
И с ног сшибет, и в пене погребет...
Где соль его?
Итак, долой картины!
Долой
На дождь гляденье из окна!
Жить надо всем.
Глазами жить — убого.
Жить надо кожей, ртом, и нервом каждым,
И каждой клеткой, что пока жива,
Пока способна слышать влагу моря.
Жить надо всем.
Уже дождя мне мало.
Я в сад бегу, и тонкие деревья —
Рябину,
Вишенье,
Цветущую сирень —
Стряхаю на себя, усиливая дождь.
Деревьев мало мне!
Пульсируя упруго,
То льющаяся в звонкое ведерко,
То ветром относимая капель
Мне рушится на голову и плечи.
Капель, даешь капель!
Она мне заливает
Глаза, и нос, и рот,
Глаза, и нос, и рот...
Но сквозь капель я все-таки хватаю,
Вдыхаю, как могу лишь, глубоко
Дождем промытый, пахнущий сиренью
И чуточку железом ржавой крыши
(Ведь все же с крыши падает капель)
Большой
Земного воздуха глоток.
(с) Владимир Солоухин.
Ты приходишь…
Ты тихо своим ключом отпираешь замок на моей двери.
От порога, раздевшись едва ещё, начинаешь смеяться и говорить.
Ты проходишь на кухню и ставишь чай, разливая жасминовый аромат.
И я жду: дверь откроется, вот сейчас, вслед за звуками явишься ты сама…
…Просыпаюсь…
Мяукает на дворе, одичавший в весеннем разврате кот. За окном старушка – в руке берет, в белозубой улыбке растянут рот, и задорный дедушка лет под сто в пиджаке расцветки «морской прибой», кормят драных воронов без хвостов, да беззлобно ругаются меж собой…
...Это стало привычкой: ты и рассвет…
По утрам, задыхаясь в своей любви, я иду за тобой по сырой траве в мир, в котором и муху нельзя убить. Забывая следы на твоих руках, где шприцы прорывались сквозь стенки вен, я прощаю не знающую греха, за десятки в этом грехе измен…
…Мир, в который сбегала ты от меня, для меня был запретен. Твой странный мир заставлял изменяться и изменять. Он, тебя выкрадывая, штормил. Героиновый сон из твоих глубин прорывался криками: «Помоги!..» Я с тобою ссорился. Я грубил. Под холодным душем лечил мозги.
…А когда отпускало тебя к утру, ты клялась, что это в последний раз. Ты просила – пусть память тебе сотрут, не жалея, сволочи-доктора. Утыкаясь носом в десятки «нет», я на форумах точно таких, как ты, разрывал всё знающий интернет, чтоб хоть как-то помочь тебе сжечь мосты. Я и сам становился почти врачом, проникая в тайны твоих миров. Всё казалось немного совсем ещё… Панацея есть – пациент здоров!..
…Но, когда в дветысячисотый раз я открыл глаза из тревожных снов, ты ответно своих не открыла глаз.
Ты другое досматривала кино…
…И обиженный дядька, бухой с утра, ненавидящим взглядом махнув с листа, проворчал: «Отлеталась. Домой пора. Нехер было, зашириваясь, летать…»
…Ведь бывают такие ещё врачи, что едва ты для жалоб откроешь рот, тут же сам себе скажешь: «Молчи! Молчи!.. всё равно он тебя не поймёт, урод!» Только этот, опухший овал лица вдруг, взглянув мне в глаза, перестал ворчать и сказал: «Ты чего?.. Ты держись, пацан! И не вздумай вот так же себя кончать!»
…И качнулся устало привычный день…
И обрушилось небо из высока…
И какая-то толстая злая тень, не жалея, хлопала по щекам…
…А когда я воздух сглотнул, как яд, приходя в себя, никакой ещё, тень, размытая в дальних своих краях, оказалась плачущим вдруг врачом… Тот, кто только что виделся злым козлом, говорил сквозь слёзы: «Ребёнок мой, эта жизнь не раз возьмёт на излом. Эта сука - не праздник, а вечный бой! Ты держись, послушай меня. Я сед. За плечами Чечня и ещё Афган. Я тебе не отец, а скорее дед. Только я не видел сильней врага, чем вот этот, который сожрал её. Этот зверь не потешный укус клещей. Он людей, не жалея, по граммам пьёт, доводя до стадии овощей. Я уже задолбался спасать таких. Без ста граммов смотреть на такое - мрак! Ты же чистый пока. Не начни с тоски. Я ведь вижу, ты в общем-то не дурак.»
…И, коньяк запивая сухим вином, мы давились засохшим кусочком «бри».
Я ему рассказал, что хотел давно, но с другими не смог бы поговорить…
…И теперь ты приходишь...
Своим ключом отпираешь замок на моей двери…
От порога, раздевшись едва ещё, начинаешь смеяться и говорить…
Ты проходишь на кухню и ставишь чай, разливая жасминовый аромат…
И я жду…
дверь откроется…
вот сейчас…
вслед за звуками явишься ты сама…
(c) Ник Туманов
Ты тихо своим ключом отпираешь замок на моей двери.
От порога, раздевшись едва ещё, начинаешь смеяться и говорить.
Ты проходишь на кухню и ставишь чай, разливая жасминовый аромат.
И я жду: дверь откроется, вот сейчас, вслед за звуками явишься ты сама…
…Просыпаюсь…
Мяукает на дворе, одичавший в весеннем разврате кот. За окном старушка – в руке берет, в белозубой улыбке растянут рот, и задорный дедушка лет под сто в пиджаке расцветки «морской прибой», кормят драных воронов без хвостов, да беззлобно ругаются меж собой…
...Это стало привычкой: ты и рассвет…
По утрам, задыхаясь в своей любви, я иду за тобой по сырой траве в мир, в котором и муху нельзя убить. Забывая следы на твоих руках, где шприцы прорывались сквозь стенки вен, я прощаю не знающую греха, за десятки в этом грехе измен…
…Мир, в который сбегала ты от меня, для меня был запретен. Твой странный мир заставлял изменяться и изменять. Он, тебя выкрадывая, штормил. Героиновый сон из твоих глубин прорывался криками: «Помоги!..» Я с тобою ссорился. Я грубил. Под холодным душем лечил мозги.
…А когда отпускало тебя к утру, ты клялась, что это в последний раз. Ты просила – пусть память тебе сотрут, не жалея, сволочи-доктора. Утыкаясь носом в десятки «нет», я на форумах точно таких, как ты, разрывал всё знающий интернет, чтоб хоть как-то помочь тебе сжечь мосты. Я и сам становился почти врачом, проникая в тайны твоих миров. Всё казалось немного совсем ещё… Панацея есть – пациент здоров!..
…Но, когда в дветысячисотый раз я открыл глаза из тревожных снов, ты ответно своих не открыла глаз.
Ты другое досматривала кино…
…И обиженный дядька, бухой с утра, ненавидящим взглядом махнув с листа, проворчал: «Отлеталась. Домой пора. Нехер было, зашириваясь, летать…»
…Ведь бывают такие ещё врачи, что едва ты для жалоб откроешь рот, тут же сам себе скажешь: «Молчи! Молчи!.. всё равно он тебя не поймёт, урод!» Только этот, опухший овал лица вдруг, взглянув мне в глаза, перестал ворчать и сказал: «Ты чего?.. Ты держись, пацан! И не вздумай вот так же себя кончать!»
…И качнулся устало привычный день…
И обрушилось небо из высока…
И какая-то толстая злая тень, не жалея, хлопала по щекам…
…А когда я воздух сглотнул, как яд, приходя в себя, никакой ещё, тень, размытая в дальних своих краях, оказалась плачущим вдруг врачом… Тот, кто только что виделся злым козлом, говорил сквозь слёзы: «Ребёнок мой, эта жизнь не раз возьмёт на излом. Эта сука - не праздник, а вечный бой! Ты держись, послушай меня. Я сед. За плечами Чечня и ещё Афган. Я тебе не отец, а скорее дед. Только я не видел сильней врага, чем вот этот, который сожрал её. Этот зверь не потешный укус клещей. Он людей, не жалея, по граммам пьёт, доводя до стадии овощей. Я уже задолбался спасать таких. Без ста граммов смотреть на такое - мрак! Ты же чистый пока. Не начни с тоски. Я ведь вижу, ты в общем-то не дурак.»
…И, коньяк запивая сухим вином, мы давились засохшим кусочком «бри».
Я ему рассказал, что хотел давно, но с другими не смог бы поговорить…
…И теперь ты приходишь...
Своим ключом отпираешь замок на моей двери…
От порога, раздевшись едва ещё, начинаешь смеяться и говорить…
Ты проходишь на кухню и ставишь чай, разливая жасминовый аромат…
И я жду…
дверь откроется…
вот сейчас…
вслед за звуками явишься ты сама…
(c) Ник Туманов
ну и исчо один, этого же афтара.
________________________________________
милый ангел, не верь кликушам, пусть заходится вороньё!
просто тихо открой мне душу, я свою отпущу в неё.
понимаешь, тебя ругают не за нашу с тобою связь, а за то, что во мне другая, им не равная прижилась.
да, иная.
ты – дочь Синая.
я себя в эту ночь утех не преступником распинаю на горящем твоём кресте,
а святым, и бесстыдно жадным, обнажённым до красоты!..
и сливаются шоколадный с бледно-розовым тел кресты.
не пугайся своих эмоций.
я давно уже не боюсь.
это нежность, в которой бьётся параллельных желаний пульс.
ты иная.
я это знаю – у тебя на спине тату, где не Господа распинают, а господнюю чистоту.
пусть осудит церковник строгий криком:
«происки сатаны!»,
я целую господни ноги на иконе твоей спины.
(с) Ник Туманов
________________________________________
милый ангел, не верь кликушам, пусть заходится вороньё!
просто тихо открой мне душу, я свою отпущу в неё.
понимаешь, тебя ругают не за нашу с тобою связь, а за то, что во мне другая, им не равная прижилась.
да, иная.
ты – дочь Синая.
я себя в эту ночь утех не преступником распинаю на горящем твоём кресте,
а святым, и бесстыдно жадным, обнажённым до красоты!..
и сливаются шоколадный с бледно-розовым тел кресты.
не пугайся своих эмоций.
я давно уже не боюсь.
это нежность, в которой бьётся параллельных желаний пульс.
ты иная.
я это знаю – у тебя на спине тату, где не Господа распинают, а господнюю чистоту.
пусть осудит церковник строгий криком:
«происки сатаны!»,
я целую господни ноги на иконе твоей спины.
(с) Ник Туманов
